Из Гессе:
У родителей я перенял основные черты своего характера. От матери я унаследовал смиренное благоразумие, немного веры во Всевышнего и тихий, молчаливый нрав. Отец, напротив, наградил меня робостью и нерешительностью, неумением обращаться с деньгами и способностью много и с умом пить. Последнее качество в том нежном возрасте еще не давало о себе знать. Что до внешности, то глаза и рот у меня отцовские, от матери я получил крепкую осанку и телосложение, а также большую мускульную силу. От отца и всего нашего рода я унаследовал крестьянскую хитрость, но заодно и угрюмый характер вкупе со склонностью к беспричинной печали. Раз уж мне выпало на долю долго обретаться вдали от родины, на чужбине, то куда лучше было бы вместо этого обладать некоторой живостью и толикой веселого легкомыслия.
С таким вот багажом, снабженный новой одеждой, я и отправился в плавание по жизни. Родительские дары пришлись очень кстати, ибо с тех пор я твердо стоял на собственных ногах. И все же чего-то недоставало, недоставало того, чего не могли мне дать ни наука, ни жизнь среди людей. Я и сегодня могу, как в былые дни, одолеть высокую гору, прошагать или проплыть на веслах десять часов подряд и, коли понадобится, собственноручно расправиться с человеком, но жить по-настоящему я как не умел, так и не умею. Моя прежняя однобокая связь с землей и населяющими ее растениями и животными почти не развила во мне способности к жизни в обществе, и до сих пор мои сны странным образом говорят о том, насколько сильна во мне, к сожалению, приверженность к чисто животному существованию. Мне очень часто снится, что я животное, в большинстве случаев тюлень, и что я лежу на берегу моря, при этом я ощущаю такое непомерное блаженство, что воспринимаю свое возвращение к человеческому облику отнюдь не с радостью или гордостью, а только с сожалением.
Из Гессе:
У родителей я перенял основные черты своего характера. От матери я унаследовал смиренное благоразумие, немного веры во Всевышнего и тихий, молчаливый нрав. Отец, напротив, наградил меня робостью и нерешительностью, неумением обращаться с деньгами и способностью много и с умом пить. Последнее качество в том нежном возрасте еще не давало о себе знать. Что до внешности, то глаза и рот у меня отцовские, от матери я получил крепкую осанку и телосложение, а также большую мускульную силу. От отца и всего нашего рода я унаследовал крестьянскую хитрость, но заодно и угрюмый характер вкупе со склонностью к беспричинной печали. Раз уж мне выпало на долю долго обретаться вдали от родины, на чужбине, то куда лучше было бы вместо этого обладать некоторой живостью и толикой веселого легкомыслия.
С таким вот багажом, снабженный новой одеждой, я и отправился в плавание по жизни. Родительские дары пришлись очень кстати, ибо с тех пор я твердо стоял на собственных ногах. И все же чего-то недоставало, недоставало того, чего не могли мне дать ни наука, ни жизнь среди людей. Я и сегодня могу, как в былые дни, одолеть высокую гору, прошагать или проплыть на веслах десять часов подряд и, коли понадобится, собственноручно расправиться с человеком, но жить по-настоящему я как не умел, так и не умею. Моя прежняя однобокая связь с землей и населяющими ее растениями и животными почти не развила во мне способности к жизни в обществе, и до сих пор мои сны странным образом говорят о том, насколько сильна во мне, к сожалению, приверженность к чисто животному существованию. Мне очень часто снится, что я животное, в большинстве случаев тюлень, и что я лежу на берегу моря, при этом я ощущаю такое непомерное блаженство, что воспринимаю свое возвращение к человеческому облику отнюдь не с радостью или гордостью, а только с сожалением.