aleksandr, 43 - 25 мая 2011 20:49

Это было в мае. Я
приехала в
воскресенье. У меня был
подробный план
« практической ретроспекции»
на все 7 дней: Варшава,
Желязова Воля, Краков,
Освенцим. Но это был всего
лишь план. В Варшаве я почти
все время провела в отеле
недалеко от памятника , возле
которого постоянно стоят
часовые . Каждое утро после
завтрака я заказывала такси и
ехала в Желязову Волю . Там
сидела на скамейке возле дома
и слушала Шопена .
Иногда не плакала.
В Желязовой Воле я бывала
ежедневно . За исключением
четверга. В четверг, когда я, как
обычно, ехала туда в такси, по
радио произнесли его
фамилию . Я велела таксисту
развернуться и ехать во
Вроцлав .
В деканате целый час искали
кого -нибудь, кто говорит по-
английски. А когда нашли,
какая-то милая женщина
сказала мне, что Элджот уехал
в Германию и вряд ли
вернется , потому что «нужно
быть полным идиотом, чтобы
вернуться сюда».
Как он мог уехать в Германию?
После того, что немцы сделали
в лагере с его отцом?
Эта милая женщина из
деканата не знала его адреса.
Да, впрочем, я и не хотела его
получить. В тот же вечер я
вновь была в Варшаве.
Практическая ретроспекция
была завершена . Психиатр
оказался неправ. Это ни
капельки не помогло.
Может, ты знаешь, по какому
праву, по какому чертову
праву Элджот решил, что я
была бы несчастна в этой
стране ? Почему? Потому что
дома серые, потому что в
магазинах только уксус, потому
что телефоны не действуют,
потому что нет туалетной
бумаги , потому что кружки для
газированной воды прикованы
ржавыми цепями ? Почему он
не спросил меня, что мне
действительно необходимо в
жизни ? Да я вообще не звоню
по телефону. Не пью
газированную воду, а уксус
добавляю всюду, даже в
fish'n'chips.
Нет ! Он даже не удосужился
спросить меня. Он, который
спрашивал меня обо всем,
даже про то, «что ты
ощущаешь, когда в тебе
набухает от крови тампон».
Он просто прижал руку к
одному из своих двух сердец и
уехал . А ведь я могла бы
вместе с ним копать колодец,
если бы оказалось, что там,
куда он меня привез, еще нет
воды.
А потом и мир, который якобы
нас разделил, перестал быть
разделенным. Настали такие
времена, что вечером я
ложилась спать, а ночью в
какой-нибудь стране менялся
политический строй.

В Лондоне для меня слишком
высокое давление . Чтобы
выдержать его, надо быть
герметичным, иначе все из
тебя уйдет. Это чистой воды
физика. Но я не умела быть до
такой степени непроницаемой.
Вдвоем гораздо легче
« удерживать крышку». Я же
могла быть только одна. Даже
если я и позволяла кому-то
засыпать рядом с собой, то
всегда получалось так, что я
удерживала две крышки. А
кроме того, мне по
определению было трудней. Я
ведь родом из деревни. И
Дублин ничего не изменил.
Остров всегда был деревней.
Деревней на береговом
обрыве . Самой прекрасной на
свете. Однако я не хотела
возвращаться на Остров.
Потом оказалось, что в этом и
не было надобности.
Как-то после оперы и ужина,
который на самом деле был
дележом под черную икру
« остатков» какого-то мелкого
банка между двумя крупными,
директор одного из крупных
банков спросил у меня — я
была приглашена , поскольку
считалась «многообещающим
биржевым аналитиком
младшего поколения », что в
переводе на общепринятый в
банке язык означало , что у
меня лучшая грудь в отделе
ценных бумаг , — так вот, он
спросил меня, не живу ли я в
Ноттинг-Хилле. Когда я шутливо
ответила, что квартира в
Ноттинг-Хилле мне не по
карману, он улыбнулся,
продемонстрировав
безукоризненно белые зубы, и
сказал, что это очень скоро
изменится, но, впрочем, это не
имеет никакого значения,
«поскольку он всегда живет
рядом со мной, где бы я ни
квартировала». Я прекрасно
поняла его.
Мне даже понравился этот его
ответ . Он был француз, но
говорил — а это просто
абсолютное исключение — по-
английски с американским
акцентом . Понравилось мне
также и то, что он, хоть и был
самой важной персоной в этой
банковской компании , весь
вечер в отличие от других был
молчалив . Кроме того,
здороваясь, он поцеловал мне
руку. С ужина мы ушли вместе.
Жил он в отеле «Парк Лейн». И
был импотент. Ни один
мужчина после Элджота не был
так нежен , как он в тот вечер.
Когда утром я проснулась в его
постели , его уже не было. Через
неделю он спросил меня, не
хотела бы я руководить
« стратегически важным
отделом нашего банка в
Ноттинг -Хилле». Я не хотела.
После ланча я позвонила ему и
спросила , нет ли у него какого-
нибудь «стратегически
важного отдела» в Суррее.
Суррей почти как Остров,
только что моря нет. В тот же
вечер он прилетел из Лиона,
чтобы за ужином сообщить
мне , что «разумеется, такой
отдел есть, существует с
сегодняшнего дня». Когда
после коктейля у стойки бара
мы пошли в «Парк Лейн», там
стоял самый лучший
проигрыватель компакт-
дисков, какой только можно
найти за несколько часов в
Лондоне . А рядом в четыре
ряда стояли несколько сотен
дисков классической музыки.
Несколько сотен.
Думаю, он любит меня. Он
тонкий, чувствительный и с
такой грустью вглядывается в
мои глаза . Он не большой
поклонник музыки, но
привозит мне все, что
музыкально одаренная
ассистентка из отдела рекламы
в его банке отыскивает по
всему свету в
звукозаписывающих фирмах ,
которые специализируются на
выпуске классики . Иногда я
получаю диски еще до того,
как они появятся в
европейских магазинах. Он
способен прилететь из Лиона,
встретиться со мной в
аэропорту и забрать на
концерт в Милан , Рим или Вену.
Иногда после концерта мы не
идем ни в какую гостиницу . Он
возвращается в Лион, а меня
сажает в самолет до Лондона.
Во время концерта он все
время сжимает и целует мне
руки . Я этого не люблю.
Концерт Караяна — это все-
таки не фильм в затемненном
зале . Но я позволяю это делать.
Он славный мужчина.
Он ничего особенного не
требует от меня . Я должна
только говорить, как сильно я
его хочу. Не больше. Иногда он
рассказывает мне о своих
дочках и жене . Достает
бумажник и показывает их
фотографии . Он добрый,
заботится обо мне. Три раза в
неделю я получаю от него
букеты цветов . Иногда их
приносят даже ночью.
Я не сказала ему, что люблю
пурпурные розы. Для меня это
слишком личное.
Я могла бы руководить этим
банком в Кэмберли . Уже с
завтрашнего утра. Достаточно
было бы одного телефонного
звонка . Но я не хочу.
Предпочитаю быть
« многообещающим
биржевым аналитиком» и не
нести никакой
ответственности.
Я все лучше играю на
фортепьяно . Много
путешествую. В Кэмберли у
меня старый дом с садом, где
растут пурпурные розы. В
уикенды, если он не прилетает
из Лиона, я встречаюсь в
Лондоне с моими друзьями,
которые носят в ушах серьги, и
мы устраиваем всякие
безумства . Иногда я навещаю
Остров.
Также раз в год я езжу в
Дублин на встречу нашего
выпуска . Происходит она во
вторую субботу мая. В Дублине
я ночую в Тринити Колледж. С
тех пор как оттуда уехал
Элджот , там практически
ничего не изменилось. Но в
Тринити ничего не меняется с
XIX века. Ночью в субботу я
удираю со встречи нашего
курса и иду по коридорам к
кабинету , где он тогда работал.
Сейчас там какой-то склад. Но
двери все те же. Тогда я тоже
неоднократно там стояла. А
один раз все-таки решилась
постучать. Но то была
немножко другая ночь, чем эта.
И было это ровно 12 лет назад.
Только тогда его день
рождения уже кончался, а не
начинался.
Потом ухожу оттуда и по пути
останавливаюсь у лекционной
аудитории , где свет с грохотом
загорался и гас, когда он
опирался спиной о
выключатели , а я стояла перед
ним на коленях. Сейчас войти
туда нельзя, но через
гравированное стекло в
дверях все видно . Потом я
возвращаюсь на встречу и
напиваюсь .